Галина ПОЧТЕННАЯ: «Цифры всегда должны быть правдивыми и точными»

25 октября 2021

Заместитель главного врача Брянского областного онкологического диспансера Галина Тимофеевна ПОЧТЕННАЯ награждена медалью имени П.А. Герцена — основателя русской онкологической школы. Этой награды она удостоена «За добросовестную работу на протяжении многих лет и за большой вклад в формирование канцер-регистра России».

— Галина Тимофеевна, вас наградили за плодотворную работу на протяжении многих лет, а сколько вы занимаетесь непосредственно организационно-методической работой?

— Почти тридцать лет. Первого мая 1992 года пришла работать в областной онкодиспансер. Пришла устраиваться терапевтом, а попала в организационно-методический отдел. Главным врачом тогда был Борис Капитонович Литвинов. Он пообещал, что возьмёт меня на должность врача-терапевта, она освобождалась, потому что у доктора муж был военным, и она должна была уехать вместе с ним к новому месту его службы. Но для начала Борис Капитонович предложил поработать «пока» на новой должности, которая только-только вводилась в штатное расписание — заместителем главного врача по оргметодработе. Приступила к работе… прошло тридцать лет…

— Самое постоянное, говорят, это временное… Но если бы не было интересным это дело, вы бы не посвятили ему полжизни.

— Раньше, скажу вам честно, было как-то интереснее. Всё было логично — понятно, для чего мы всё это делаем. Каждую цифру выверяли и знали точно, что она имеет большое значение для работы всей онкологической службы. А сейчас реформаторами здравоохранения, на мой взгляд, слишком много лишнего «понапридумовано». Я не могу поставить логичную цифру в отчёт, она просто не пройдёт контроль. Мы вынуждены подстраиваться под систему, которая выстроена непрофессионально. А в медицине это недопустимо. Если дать пациенту терапию, под которую он подходит по состоянию своего заболевания, то за этим в диспансер должны приходить соответствующие средства — химиотерапевтические препараты стоят очень дорого. У нас это случай лечения, и он в десятки раз стоит меньше, чем фактические затраты на этого больного. Зачем выводить среднестатистические данные? Купили коробку лекарств, заплатите онкодиспансеру или фирме, которая выпускает его под вашим крылом. А этого не делается, и получается, что должником остаётся только диспансер. Мы что — лечили тех, кто не нуждался в онкологической помощи?
Парадокс и перегиб: клиническая рекомендация обязательна к исполнению — если не полечишь, могут засудить, а если полечишь — попадешь в банкроты.

— На основании ваших статистических данных должна чётко планироваться работа онкологической службы по всей стране…

— Конечно. Мы гарантированно должны давать больным ту терапию, в которой они нуждаются. Раньше всё чётко планировалось. Сейчас пишем ежемесячные отчёты с огромными объёмами показателей — вплоть до того, сколько работает врачей в самых маленьких районах в возрасте старше шестидесяти лет. «Это очень важно!» — напоминают нам. Но мы уже три года заполняем отчеты этими показателями, а что у нас стало больше врачей или врачам-онкологам стали больше платить?

— Цифры ради цифр?

— Мы имеем дело с онкологическими больными — это особая категория. Сегодня в очень современных, комфортных столичных офисах, в многочисленных институтах сидят на больших зарплатах многочисленные «очень нужные» пристроенные менеджеры, которые всю эту информацию собирают, но не знают, что с ней делать.

— Никто не испортит дело так хорошо, как дилетанты… А заболеваемость и смертность на подъёме.

— Заболеваемость, справедливости ради надо сказать, растёт во всём мире, растёт она и у нас. Она и должна расти, потому что, во-первых, больше находим, а, во-вторых, потому что население даже в благополучной Европе, доживая до старости, доживает и до рака.

— Диагностические возможности расширились, пугающие цифры растут, но ведь больше случаев выявляется и на ранних стадиях?

— До двадцатого года профилактические осмотры были открыты, и мы находили больше заболеваний, в том числе не запущенных. Сейчас пациенты поступают в больницы с какими-то непонятными «болями», с «острым животом», по другим причинам, и только там уже, в лечебном учреждении, у них находят рак. А до этого момента как бы ничего и не было: люди не обращаются к врачам, не ходят регулярно в поликлинику — сейчас вот боятся идти из-за ковида, профосмотры на протяжении длительного времени закрыты. Ситуация явно ухудшилась, и мы это показываем в своих отчётах.

— Запущенных случаев сразу стало больше?

— Больше. Пока они не запущенные, люди сидят дома, потому что ничего как бы и не болит, а если и побаливает, то не очень сильно, «можно потерпеть». Но когда терпение заканчивается, они добираются, наконец-то, до поликлиники, и как раз там и вылезают запущенные случаи.
Спрашиваю у коллег из района, почему человек, имеющий онкологическое заболевание, не был ни разу в течение года обследован врачом-онкологом? Каждый болеющий раком, как бы он себя не чувствовал, должен проходить осмотр у врача. Если он болеет первый год, должен быть осмотрен онкологом в течение года четыре раза, если болеет второй год — минимум два раза в год, далее — минимум один раз в год такой больной должен в обязательном порядке быть осмотрен. Это необходимо делать, чтобы точно оценить его статус. Чтобы не упустить момент: вдруг процесс пошёл? Сам пациент может и не чувствовать, потому что привыкает к своему состоянию, а доктор при грамотном обследовании обязательно заподозрит развитие заболевания. И как вы думаете, что мне отвечают?

— Просто не хотят идти к врачу?

— Не могут. Вот, например, Климово: автобус раз в неделю, билет до Брянска туда-обратно — две с половиной тысячи. Бесплатно никто не возит. И как пенсионеру доехать? Бабушка предпочитает из своей пенсии что-нибудь необходимое купить своим внукам, а на себе экономит.

— То есть, онколог, даже если он есть в районной больнице, повлиять на ситуацию не может?

— Где-то сейчас уже есть КТ и МРТ, но доступность такого оборудования пока не везде одинаковая. Рентгеновская аппаратура хороша для выявления туберкулёза, но для выявления онкологических заболеваний этого мало. И почти в половине районов врачей-онкологов просто нет.

— Терапевты выручают?

— У них своей работы хватает, но они ведь могут заподозрить, обязаны это делать: есть критерии, на которые нужно обращать внимание — пациент похудел, у него низкий гемоглобин, непонятные боли, плохая наследственность…

— Времени на «подозрительность» нет…

— Вот вам ситуация, с которой недавно столкнулась. Приём ведёт врач-терапевт, молоденькая еще совсем, пациенты от неё «пулями вылетают»… Захожу и советую: «Деточка, у тебя же здесь такая прекрасная возможность набраться опыта: и хрипы, и сердце, и шумы…» Объясняю подробно пользу работы на приёме… Она даже не слушает: «А нас этому не учили… Зачем мне это? Есть же кардиограмма, есть рентген, там всё видно. У меня есть смартфон, вот ноутбук…»

— Медаль имени Герцена — престижная награда, не каждому заслуженному доктору её вручают, тем более на таком солидном международном форуме, который прошел в столице… Ощутили радость торжественного момента?

— На форуме не была… У меня в июле умер муж — от коронавируса. Сгорел буквально за неделю. Был крепок и здоров, каждый день по двенадцать километров ездил на велосипеде, работал, а произошло всё очень быстро. Он был не привит. Просила, убеждала, умоляла сделать прививку… Сама ведь была привита еще с февраля, это, думаю, и спасло меня.
Ничем не болел… Был диабет второго типа, таблетки принимал, старался соблюдать диету… Ушёл совершенно неожиданно. Поэтому у меня сейчас прибавилось и домашних хлопот — одна в частном доме. Позвонили в пятницу, а во вторник нужно было уже быть в Москве… Честно говоря, было совсем не до медалей. Смотрела трансляцию форума в режиме онлайн, всё было как-то очень помпезно: много больших учёных, директоров институтов, и когда прозвучало всего три фамилии простых докторов, в том числе и моя, я даже слегка всплакнула.

— Коллеги тепло поздравили?

— Да, очень. Все прислали поздравления, и те, с кем мы много работали по чернобыльскому направлению. Более двадцати диссертаций — и кандидатских, и докторских — защищено на моем материале, мне предлагали заняться научной работой, но тут вполне хватает практической, интересной работы, которую я очень люблю. Многие мои коллеги «поразъехались» — кто в Москву, кто в Канаду или в другие заграницы… Когда они приезжали сюда, была работа с «живым» материалом, вот это было по-настоящему интересно. Мы работали с историями болезней, ездили в районы, замеряли все данные…

— На этих данных и до сих пор вполне можно хорошо «защищаться»…

— Даже американцы приглашали к себе… Но это было как раз одиннадцатого сентября 2001 года. Башни-близнецы… Трижды ездила в посольство, но тогда «зарубали» всех. Визу не дали.

— Чем полезна для простых смертных ваша работа?

— Сравните, как жили женщины с раком молочной железы тридцать лет назад, и как с этим заболеванием живут сейчас. Большая разница. Раньше выявляли рак на поздних стадиях, а сейчас произошла целая революция: маммография на современной аппаратуре позволяет выявлять рак молочной железы на ранних стадиях, и, главное плюс к тому, мы научились его лечить! Современная химиотерапия, гормонотерапия для больных этим видом рака — великое благо. Живут эти женщины полноценной жизнью.

— Все сейчас внимательно следят за цифрами заболеваемости и смертности от ковида, а на онкологическую статистику вирус повлиял?

— Цифры всегда должны быть правдивыми и точными, только тогда в организационном плане можно принимать правильные решения. Почему в прошлом году много людей умирало от рака и мало умирало от ковида? У этих больных было сочетание ковида и рака. Если у человека излеченный рак, нет никакого прогрессирования, почему он должен от этого рака умирать? Вот сейчас уже в причинах смерти ставится «ковид», а в прошлом году ставили «рак». Я смотрела статистику смертности по областям, и всё удивлялась, что, например, в Смоленске умерли от коронавируса двести человек, а в Брянске тридцать человек. За такое достижение можно было и на Нобелевскую премию претендовать.

— Галина Тимофеевна, несколько «домашних» штрихов к портрету. Откуда вы заехали в наш край?

— Из Ельни, это Смоленская область. Вышла замуж на четвёртом курсе, на шестом родила сына, приехала сюда к свекрови, которая помогала растить ребёнка. За это очень благодарна ей. У меня двое детей, и за всю жизнь всего три дня больничного по уходу за детьми.

— Тоже достижение.

— Мы рвались на работу. Так воспитано было наше поколение. На «Кремний» (тогда это еще был БЗПП — завод полупроводниковых приборов) пришла молоденькой девчушкой. Интернатуру проходила в областной больнице, предлагали там, в ведущем медицинском учреждении, и остаться, но я выбрала заводскую поликлинику, потому что привлекала возможность общения с пациентами своего участка, две тысячи человек — и про каждого я знала всё: и что у них в семьях, и кто чем болел, и кто чем увлекается, и кто как бережет своё здоровье. А потом поворот судьбы — и я оказалась здесь. Бумажные отчетные таблички, счеты с костяшками — романтика! Потом первый компьютер «двоечка»… Пролетело время. Это было будто недавно, а прошло тридцать лет.

— Как вы расслабляетесь после трудового дня? В своём доме всегда есть место подвигу на садовом участке. Картошечка…

— Нет. Муж очень любил сад. А я очень люблю цветы. Грядки есть, но по минимуму: огурцы, помидоры, клубника…

—У вас любимый цветок…

— Роза.

— А животное домашнее мяукает или гавкает?

— Был любимый кот, которого я привезла в Белые Берега, но пока сама лечилась две недели, он тосковал-тосковал, не выдержал разлуки и куда-то ушёл… А потом моя дочка на полгода уезжала в Швецию — она преподаёт английский — и приволокла мне свою кошку — «чуть-чуть временно присмотреть». Эта кошечка прожила с нами четырнадцать лет.
Есть и гавкающий экземпляр. Сын с невесткой живут на Карачиже. К ним приплёлся щенок. Неделю лежал под машиной, никуда не хотел уходить. Пригрелся под двигателем. Привезли его к нам — уговорили мужа, я-то к собакам не очень… Собака очень любила мужа, и вот теперь осиротела. Десять дней после его смерти ничего не ела, похудела — страшно было смотреть. Потом все-таки подружилась со мной. Приезжала недавно невестка, так чуть не заплакала от умиления, когда увидела, как мы с Лаймой обнимаемся — две сироты.

— Каждый день ездите из Белых Берегов — не близкий путь…

— Всегда много читала, и сейчас читаю, но уже электронные книги. Всё с собой. Полтора часа в дороге — сюда, полтора часа — обратно, шрифт — крупный…

— И что сейчас читаете?

— Сейчас читаю как раз обычную бумажную книгу. Нигде не смогла найти в доступном электронном виде книги Войнич… Почему-то в эти пасмурные осенние дни захотелось прочитать именно её.

— «Овода»?

— Нет, «Прерванную дружбу» и «Сними обувь твою». Залезла на чердак — надо же было провести какую-то инвентаризацию. Искала выключатель… После смерти мужа все выключатели вдруг сгорели. Микроволновка сгорела, телевизор отказался работать… Хозяин ушел, и приборы объявили минуту молчания. Искала выключатель и попутно перебирала книги. До этого из электронных книг Войнич нашла на русском только «Овода». А эти книги есть, но только на английском. У меня дочка преподает английский, всё заманивает меня пройти курсы, но я не соглашаюсь: не моё это. Я левша. Три раза записывалась на курсы кройки и шитья, но так и не смогла освоить эту науку, потому что алгоритм не мой, не под левую руку, а когда я не умею какое-то дело делать хорошо, я остываю к нему. Научилась вот огурцы выращивать — это моё, а помидоры до сих пор никак не получаются хорошие.

— В медицину никто не пошёл по вашим стопам?

— Сын мой — уже пенсионер, работал в уголовном розыске, потом был таможенником, и сейчас продолжает работать, но по другому профилю, невестка — подполковник полиции, дочка — преподаватель английского, многие её ученики поступили в хорошие университеты. Младшей внучке пять лет. В выходные я всегда с ней. Приезжает и большая внучка — ей пятнадцать.

— Так у вас целый букет… плюс к розам в саду…

— И все мы читаем хорошие книги — это наше семейное увлечение.

Владимир ВОЛКОВ. Фото автора.

Категории:


Комментарии

---